Декамерон : Кентерберийские рассказы
Декамерон / Il Decameron / The Decameron (1971)
Название: Декамерон
Оригинальное название: Il Decameron / The Decameron
Год выхода: 1971
Жанр: Драма, комедия
Режиссер: Пьер Паоло Пазолини
В ролях: Франко Читти, Нинетто Даволи, Йован Йованович, Винченцо Амато, Анджела Луче, Джузеппе Дзигайна, Винченцо Кристо, Пьер Паоло Пазолини, Elisabetta Genovese Maria Gabriella Maione Джорджо Иовине, Сальваторе Билардо, Винченцо Ферриньо, Луиджи Серапонте, Антонио Диддио, Мирелла Катанези, Винченцо Де Люка, Эрминио Наззаро, Джованни Филидоро, Лино Криспо, Альфредо Сиволи, Гуидо Альберти, Джакомо Риззо, Витторио Виттори, Джанни Риццо, Патриция Де Клара, Гуидо Маннари, Сильвана Мангано
О фильме:
Художник Джотто странствует по дорогам Италии эпохи зарождающегося Ренессанса в поисках гармонии и истины. Он становится свидетелем самых разных жизненных историй и жадно вбирает в себя все впечатления от изменяющейся, многоликой реальности. Эта реальность - веселая или печальная, суровая или фривольная, наполнена мощной стихией любви и жажды жизни, торжествующих вопреки многовековым предрассудкам и запретам.
Фильм снят по мотивам сборника новелл Джованни Боккаччо «Декамерон» (Decamerone di Giovanni Boccaccio. Cognominato Principe Galeotto, 1351—1353).
Страна: Италия, Франция, Германия (ФРГ)
Студия: Artemis Film, Les Productions Artistes Associés, Produzioni Europee Associati (PEA)
Продолжительность: 01:51:14
Перевод: Профессиональный многоголосый + оригинал
Аудио #1: Русский (AC3, 2 ch, 192 Кбит/с) | Профессиональный многоголосый (R5)
Аудио #3: Итальянский (AC3, 1 ch, 192 Кбит/с)
Субтитры: Русские, английские
Wanted dead
Положительная рецензия27 июня 2010 в 22:31
Радость бытия
- А разве в жизни вообще есть смысл? - Смысл любой жизни в воспроизведений себя подобных. - Если только. - Получается смысл жизни в сексе. - А почему бы и нет? - Ну, вот и разобрались со смыслом жизни. Всё оказалось легко и просто!
А все действительно легко и просто. Это только на первый взгляд, кажется, что жизнь штука сложная и капризная, но если отбросить всю шелуху, как, то работа, карьера, общественное мнение на которое в принципе плевать, но все, же… желание своих пятнадцати минут славы и прочий мусор. Останется то, что объединяет всех людей, чувство простое и сложное – любовь, которая может обернуться страстью, живым огнем, сжигающим дотла или нежностью, способной заставить цвести даже засохшее дерево, а иногда мимолетным увлечением, забавой, игрой… любовь и радость, которую она приносит.
Именно этому «простому» чувству посвятил Боккаччо свой «Декамерон», который уже несколько веков рассказывает все новым и новым поколениям, что главное в жизни это умение видеть солнце даже в городе, пораженном чумой и способность разделить его свет с близким человеком. Слава Венере и Купидону, именно в Италии и итальянцем был снят фильм по мотивам произведения Боккаччо. «Декамерон» Пазолини наполнен солнцем и светом, сладостен и прян как южное вино.
В нем нет и тени пошлости, только праздник жизни, такой, какой она могла бы быть на пирах древних греков и римлян, где нагота не считалась чем-то постыдным, а красота человеческого тела возводилась в абсолют, гетерам посвящались поэмы и даже суровые воины не могли устоять перед очарованием танца, любовь всегда оставалась чистой и свободной, и само понятие «греха» еще не существовало. Так и в фильме Пазолини герой последней новеллы радостно кричит: «это не грех, это не грех!», - и спешит на свидание к возлюбленной. Не смотря на 
местами довольно откровенные сцены «Декамерон» не похож на дорогое порно, как иногда «Калигула» Брасса, он скорее напоминает картины эпохи Возрождения, где утонченный разврат соседствует с зарисовками из жизни. Или «Союз Земли и Воды» Рубенса, яркость красок и жизненная сила которой поражают воображение зрителя до сих пор. Реализм и еще большую жизненность фильму придают актеры, подобранные на главные роли. Это не лощеные красавцы, а истинные крестьяне, с кривыми и почерневшими зубами, а физиономией, недалеко ушедшие от неандертальца. Удивительно, как только режиссеру удалось найти подобные типажи в наше время, начинают мучить подозрения, уж не маг ли Пазолини, сумевший оживить зарисовки к старым итальянским сказкам. Восемь новелл взял режиссер за основу фильма, семь – забавные истории из жизни обитателей Апеннинского полуострова, одна – трагедия, как червоточина или капля яда, а может быть и напоминание, что иногда коварство и подлость могут оказаться сильнее любви. Это и своеобразное memento mori для самого Пазолини. Недаром в конце режиссер говорит о том, что мечта о произведении искусства всегда совершенней, чем ее реализация. Но не стоит терять надежды и отчаиваться ведь жизнь на, то и дана, чтобы совершать поступки, а не только думать о том, что будет если… лучше сделать и покаяться, чем не сделать и потом раскаиваться, как писал сам Боккаччо. Любить жизнь, радоваться ей, забыть о предрассудках и дарить ласки тем, кто дорог, не жалея о минутах проведенных в блаженной неге и милых объятиях, не размениваться на мелочи и помнить о главном: «смерти нет, пока звучит смех». (М. Семенова) Именно этим простым и легким вещам учит 'Декамерон' Пазолини. 9 из 10
местами довольно откровенные сцены «Декамерон» не похож на дорогое порно, как иногда «Калигула» Брасса, он скорее напоминает картины эпохи Возрождения, где утонченный разврат соседствует с зарисовками из жизни. Или «Союз Земли и Воды» Рубенса, яркость красок и жизненная сила которой поражают воображение зрителя до сих пор. Реализм и еще большую жизненность фильму придают актеры, подобранные на главные роли. Это не лощеные красавцы, а истинные крестьяне, с кривыми и почерневшими зубами, а физиономией, недалеко ушедшие от неандертальца. Удивительно, как только режиссеру удалось найти подобные типажи в наше время, начинают мучить подозрения, уж не маг ли Пазолини, сумевший оживить зарисовки к старым итальянским сказкам. Восемь новелл взял режиссер за основу фильма, семь – забавные истории из жизни обитателей Апеннинского полуострова, одна – трагедия, как червоточина или капля яда, а может быть и напоминание, что иногда коварство и подлость могут оказаться сильнее любви. Это и своеобразное memento mori для самого Пазолини. Недаром в конце режиссер говорит о том, что мечта о произведении искусства всегда совершенней, чем ее реализация. Но не стоит терять надежды и отчаиваться ведь жизнь на, то и дана, чтобы совершать поступки, а не только думать о том, что будет если… лучше сделать и покаяться, чем не сделать и потом раскаиваться, как писал сам Боккаччо. Любить жизнь, радоваться ей, забыть о предрассудках и дарить ласки тем, кто дорог, не жалея о минутах проведенных в блаженной неге и милых объятиях, не размениваться на мелочи и помнить о главном: «смерти нет, пока звучит смех». (М. Семенова) Именно этим простым и легким вещам учит 'Декамерон' Пазолини. 9 из 10
Положительная рецензия17 июля 2012 в 21:39прямая ссылка
Голь на выдумку хитра
В одном из интервью Андрей Тарковский признавался, что высшей похвалой для него было высказывание одного из зрителей, у которого после просмотра «Андрея Рублева» возникла абсолютная иллюзия, что фильм был снят еще при жизни великого иконописца. Такое сравнение вполне приемлемо и для «Декамерона» Пазолини, который из ста новелл первоисточника Джованни Боккаччо отобрал лишь восемь историй, по большей части имевших отношение к плотской любви. Помимо этого, Пазолини отказался от рассказчиков, от имени которых ведется повествование, и свободно перемешав истории, нарушил тем самым пресловутую «готическую вертикаль», согласно которой новеллы должны выстраиваться в строгом порядке – от низменной к возвышенной. Он максимально смикшировал сатирический подтекст, до такой степени, что тот начал выглядеть необязательным: в первую очередь имеется в виду история убийцы и лжеавторитета Шапалето (исполненному Франко Читти), который благодаря обману возводится церковью в ранг святых. Куда больше соответствуют духу фильма другие «антиклерикальные новеллы» – про озабоченных монашек, домогавшихся и почти изнасиловавших своего молодого садовника, и про старого священника, который берется превратить юную жену простолюдина в кобылу, для чего принимается приделывать ей хвост с помощью «кола для рассады, введя его в специально устроенную для того щель»… По сути, Il Decameron – серия анекдотов и достоверных случаев, в которых нет никакой идейной и политической ангажированности. Пазолини окончательно отказывался от всяческих авангардистских изысков, стилевого радикализма, марксистско–фрейдистских аллюзий и исполнил гимн во славу духа и плоти. Он воссоздал на экране мир, в котором господствуют ни деньги, или политические партии, ни глубоко противный ему культ потребительства, а эрос – торжество жизни, переданное, главным образом, через радость плотской любви. Начиная с «Декамерона» главным для Пазолини становится материальность среды и фактурная достоверность персонажей, а не политический тезис или модная философская теория, как это случалось раньше. Простодушные лузеры и коварные злодеи, плутоватые мошенники и доверчивые праведники – неуклюжие и естественные герои Пазолини стали полными антиподами стерильных и ухоженных звезд из псевдоисторических пеплумов Голливуда, а ля «Бен Гур» и «Клеопатра». Его личная половая предрасположенность к мужчинам, которая впредь начнет «выдавать» маэстро все сильнее от фильма к фильму, здесь еще вполне невинна и ненавязчиво выражается в новелле с «соловьем», в которой Пазолини показывает фронтально во весь рост двух юных любовников, но при этом, девушку оставляет прикрытой, а юношу, наоборот, целиком обнажает. «Декамерон» тот фильм, который следует смотреть на большом экране: средневековые улицы и замки (фильм снимался исключительно в естественных декорациях, которыми так богата Италия), выгодно дополняют натурщики Пазолини, задействованные тут повсеместно. Он берет в проект лишь двух своих любимых и постоянных актеров - Франко Читти и Нинетто Даволи, плюс приглашает на 5-секундное камео Сильвану Мангано (явившуюся художнику во сне в образе Мадонны). Все остальные – либо малоизвестные актеры, либо непрофессионалы, которых всякий раз выдают неровные зубы или их заметная нехватка. Есть даже натурщик с одним единственным зубом. Ну не было в XIV веке стоматологов, не говоря уже про брекеты, что тут сделаешь, вот и ходили все через одного либо с черт-те каким частоколом во рту, либо вообще беззубые. Актеры, найденные на улице, и естественные «декорации» привнесли в фильм правду жизни, а Пазолини осталось только наполнить ее поэзией. Хотя, при желании, здесь можно обнаружить один прокол и один сознательный прикол автора. В первом случае недосмотревшему ассистенту режиссера можно поставить в вину девушку (история с «соловьем»), на плече которой видна светлая полоска, скорее всего, оставшаяся от купальной комбинации. Во втором случае Пазолини позволяет себе пошутить в образе одержимого творчеством ученика Джотто (он сам его и играет), который ходит по улицам и смотрит на мир сквозь кинорамку (образуемую соединением указательных и больших пальцев рук). Это чисто киношный понт, который даёт возможность операторам или режиссерам имитировать взгляд через камеру, выбирая нужные мизанкадры (если воспользоваться терминологией одного нашего классика). Сегодня «Декамерон» уже не воспринимается как исключительно эротическое кино, хотя до сих пор его предпочитают позиционировать именно так. Пересмотрев картину после десятилетнего перерыва, вдруг ловишь себя на том, что это, прежде всего, трагикомедия, или, если хотите, та самая (в бальзаковском понимании) «человеческая комедия», где драматическое и смешное сосуществуют в неразрывной связи друг с другом. Найденная «почвенная стилистика» позволила Пазолини обрести новое дыхание, которого ему хватило на три картины, образовавшие так называемую «Трилогию жизни». И в то время как в ней романтизировалась и воспевалась естественная телесная любовь, сама трилогия была внедрена в систему рыночного кино, как эротическая клубничка, и впервые позволила прокатчикам заработать на Пазолини немалые деньги. Признание широкой аудитории отнюдь не охладило интерес критиков и внимание к режиссеру со стороны крупных фестивалей. Наоборот, каждый фильм «трилогии жизни» неизменно привозил престижные награды с самых авторитетных кинофорумов – от Берлина до Канна.
Нейтральная рецензия8 октября 2015 в 16:00прямая ссылка
По правую руку совести
Джованни Боккаччо был в числе тех, кто выбрал эту дорогу. Один из мудрых проводников на бесконечном пути человечества к самому себе… (образчик советского литературоведения) К полуэротической полумифической трилогии жизни Пьер Паоло Пазолини шел окольными путями: причащался евангельскому синопсису, припадал к источнику античной трагедии, чьи темные воды и спустя тысячелетия отдают благородной горечью, скитался по пустыне безвременья, где, ведомые протестом, люди жрут себе подобных – окровавленные аллегории на двух ногах. Он опытно ведал добро и зло, заключал их полновесные зрелые плоды в прямоугольник кадра, по привычке больших режиссеров несколько отстраняясь, предоставляя натуре взять свое, но не чуждаясь и прямого высказывания. Неизвестно, стало ли его обращение к Боккаччо спонтанным откровением, или постепенно вызрело, но в некотором роде встреча двух великих итальянцев была неизбежной. Внутренняя логика творческих странствий Пазолини магнитом влекла его к эпохе Возрождения, к ее мировоззренческой революции и возросшим на тучной почве религиозного декаданса контрастам: высокому гуманизму и откровенному скотству, мудрости и невежеству, радостному цветению плоти в кольце ветшающих, но все еще крепких монастырских стен. Само название - «декамерон», «десятидневник» - досталось фильму скорее по наследству, нежели по праву. Отодвинулась куда-то за пределы терзающая Флоренцию чума, исчезла компания из десяти рассказчиков – весь этот внешний каркас, не позволявший новеллам рассыпаться беспорядочной грудой. Впрочем, они и не осыпались, а, скорее, пролились, выплеснулись на экран - яркие цветные пятна в строгой рамке черно-белых титров. Поначалу кажется, что вот-вот ухватишь систему: каждый сюжет танцует вокруг определенного греха - сребролюбия, лицемерия, прелюбодеяния, лжи. Но этот порядок вскоре прихотливо меняется, на смену условным грехам являются столь же условные добродетели, а границы между ними, как и стыки отдельных историй становятся все менее заметными. Фривольный порнографический анекдотец сменяется размышлением о сущности святости. Предельно лишенная романтики, но все же очаровательная любовная история оттенена мистической драмой с привкусом триллера и тихой печалью финального аккорда. Короткими интерлюдиями между ними, а потом - и внутри них, прорастает обрамляющий сюжет: скользит по лицам героев пристальный взгляд иконописца, черпающего вдохновение в пестром течении жизни. Эта маленькая роль, сыгранная самим Пазолини, констатирует его художественный метод. Там где текст Боккаччо выдавал его увлечение библиотечным делом (ровные ряды новелл, строгая красота тематического каталога, заботливо подписанные названия и обязательная мораль), режиссер действует в манере живописца: смешивает краски, открывается будущему изображению, равно принимая и не ведающие стыда цветы у края выгребной ямы, и тот сор, из которого они растут, и невесомое золото мелькнувшего в синеве ангельского крыла. Здесь нет диалогов: только сменяющиеся монологи лицом в кадр, только портреты. Игра образов и оттенков: первый вино-красный росчерк на каменной стене, теснота каменного гроба, небрежно зажатый в зубах одуванчик (весеннее золото на смуглой коже), доверчивые глаза Нинетто Даволи. Конечно, мастер не ограничивается воспроизведением, конечно, переосмысливает. Но большая часть идейных трансформаций на пути от книги к фильму рождаются сами собой, вырастают из разницы мировосприятия, мироощущения. Гуманизм века двадцатого, нашедший в «Декамероне» свое совершенное отражение – уже совсем не тот, что был во времена Боккаччо. Он – не постхристианский, уже утративший вкус к хлебу сверхсущному, но все еще остро чувствующий свою связь с прежней традицией, а, скорее - внехристианский, забывший о горнем так прочно, что, кажется, и вовсе не ведавший его. История сделала круг, и мы снова вернулись к телесному восприятию мира: у привидевшихся мадонн усталые глаза и подкрашенные губы, у вернувшихся с того света призраков, если их ткнуть булавкой, течет кровь. Священные одежды стали декорацией, ад – страшилкой для детишек. И небеса опустели, зато под каждым кустом, в каждой смятой постели - paradiso. Герои Пазолини – это все те же птицы большие и малые, полевые лилии, что не жнут, олени, стремящиеся на истоки вод. Они знают слово «грех» и привычно побаиваются его, но, в сущности, не различают доброго и дурного: милые гробокопатели, обаятельные убийцы, смешливые мальчуганы, тянущие одну руку за монетой, а другую – к ширинке. Может быть, именно поэтому, здесь, при обилии откровенно показанных совокуплений, совсем нет духа вожделения с его извечным лукавством, подспудной игрой и томительной жаждой запретного, но – лишь чистая радость жизни и широкие улыбки, играющие на лицах. Ешь! Пей! Люби! Молись, если хочешь, а потом – возвращайся на ложе, или припадай жадным ртом к щербатому глиняному краю чашки, к виноградной влаге. Мы – сами себе и рай, и ад: небеса воспеты здесь, преисподняя мелькнет в «Сало». А на границе между ними, как уверен режиссер – только совесть.
стр 1 стр 2 стр 3 стр 4 стр 5 стр 6 стр 7 стр 8
